Иногда мы инстинктивно чувствуем, что что-то верно, но с трудом можем выразить это логично и связно.
В таких случаях мы вынуждены выражать это непосредственно, используя интуитивный язык. Хотя это может найти отклик у тех, кто разделяет ту же интуицию, оно не убедит тех, кто скептически настроен или придерживается противоположных взглядов.
Тогда у нас нет другого выбора, кроме как попытаться объяснить это логически и систематически. Если мы сдадимся, нам придется либо игнорировать другую сторону, либо исключить скептиков из обсуждения. С общественной точки зрения это может привести к расколу и форме социального насилия.
Более того, проблема здесь заключается в том, что если что-то интуитивно кажется правильным, но не может быть объяснено вербально, это рискует быть названным субъективным, произвольным или идеалистическим в фантастическом смысле. Если это связано с неопределенностью, это может быть названо оптимистичным или пессимистичным.
С другой стороны, бывают случаи, когда скептики или те, кто придерживается противоположных взглядов, могут логически объяснить свои мнения вербально. Это ставит интуитивную сторону в еще более невыгодное положение. Если их обозначат вышеупомянутыми терминами, любая третья сторона, наблюдающая за дискуссией, будет воспринимать это как слабое, обозначенное мнение против сильного, логического.
Это усугубляется предубеждением, предполагающим разрыв между интуицией и логикой — глубоко укоренившимся убеждением, что логика всегда верна, а интуиция ненадежна.
Однако то, что интуитивно воспринимается как правильное, в большинстве случаев должно быть объяснимо и логически. Интуиция и логика не противоречат друг другу. Это лишь означает, что мы еще не нашли способ их связать.
Причина, по которой противоположные взгляды могут быть логически объяснены, часто кроется в различиях в лежащих в основе предположениях, целях или гипотезах относительно неопределенности. Следовательно, логическое объяснение чего-либо, что интуитивно кажется правильным при различных предположениях, целях и гипотезах, не является противоречием.
Как только оба мнения могут быть логически объяснены, фокус обсуждения может сместиться на то, что делать с предположениями, целями и гипотезами. Это позволяет третьим сторонам, наблюдающим за обсуждением, выражать свою волю, основываясь на том, согласны ли они с предположениями, целями и гипотезами, а не поддаваться влиянию ярлыков или предполагаемой силы аргументов.
То, что мы должны открыть, чтобы логически объяснить словами то, что мы интуитивно чувствуем как правильное, я называю интеллектуальной кристаллизацией.
Психологическое пленение национальным интересом
Здесь я хотел бы представить пример интеллектуальной кристаллизации: логическое объяснение идеала всеобщего мира и контрдовода национального интереса.
Всеобщий мир обычно интуитивно желанен, но перед лицом реализма национальных интересов в современном международном обществе он, как правило, отвергается как недостижимый идеал.
Проще говоря, национальный интерес относится к ситуации, выгодной для выживания и процветания страны.
При наличии двух вариантов выбор того, который предлагает большее преимущество, представляет собой решение, соответствующее национальным интересам.
Однако, когда мы говорим, что определенный вариант выгоден для выживания или процветания страны, о каком моменте времени идет речь?
Исторически, проигрыш в определенной войне иногда приводил к долгосрочному выживанию страны.
И наоборот, процветание страны также может в некоторых случаях в конечном итоге привести к ее краху.
Это подразумевает непредсказуемость национального интереса.
Более того, термин «национальный интерес» часто используется теми, кто стремится направить процесс принятия решений в сторону военного наращивания или жесткой политики в отношении других государств.
Учитывая непредсказуемость национального интереса, следует сказать, что это риторика, используемая для принуждения к решениям о войне — весьма неопределенному выбору, который люди обычно не стали бы делать добровольно.
И если кто-то действительно желает долгосрочного выживания и процветания страны, фокусировка на «национальном интересе» как показателе бессмысленна.
Следует сосредоточиться на постоянном мире, управлении, экономическом процветании и управлении рисками.
Если достигнут постоянный мир, внутреннее управление функционирует должным образом, экономика достаточно процветает, а неопределенности могут быть контролированы до управляемого уровня, тогда страна легко достигнет выживания и процветания.
Более того, преследование национальных интересов не является чем-то, что прогрессивно накапливается. Это спекулятивно: оно увеличивается при успехе и уменьшается при неудаче.
Следовательно, нерационально использовать национальный интерес — который непредсказуем, используется как риторика для войны и не имеет прогрессивного накопления — в качестве показателя.
Вместо этого мы должны рассмотреть методы, позволяющие сделать постоянный мир, управление, экономическое процветание и управление рисками прогрессивно накапливаемыми, и применять эти методы.
Это не означает создание показателей для измерения и управления степенью этих вещей.
Это означает, что мы должны накапливать знания и технологии для их достижения. И если другие страны будут использовать эти знания и технологии, это будет функционировать еще более выгодно.
Таким образом, накопление этих знаний и технологий становится прогрессивным накоплением.
Напротив, знания и технологии, направленные на преследование национальных интересов, не обладают этим свойством. Это потому, что если другие страны будут их использовать, собственная страна окажется в невыгодном положении.
Другими словами, знания и технологии для национальных интересов не могут быть прогрессивно накоплены.
Рассматривая это таким образом, преследование национальных интересов фактически оказывается вредным для долгосрочного выживания и процветания страны. Конечно, могут быть ситуации, когда краткосрочные реалии вынуждают принимать решения, основанные на национальных интересах.
Однако, по крайней мере, долгосрочная стратегия национальных интересов является иллюзией и иррациональной идеей. В долгосрочной перспективе стратегия обеспечения выживания и процветания посредством прогрессивного накопления является рациональной.
Национальный интерес подобен удержанию в заложниках долгосрочного выживания и процветания страны.
Это напоминает явление, известное как Стокгольмский синдром, когда заложник психологически защищает своего похитителя ради выживания.
Похоже, мы можем впасть в такое состояние психологического пленения, убеждая себя, что другого пути нет.
Естественная математика
Этот анализ — не просто способ мышления для утверждения мира во всем мире или правильный аргумент для опровержения противоположных взглядов.
Это объективная логическая модель, подобная математике. Поэтому она не утверждает, что мир во всем мире рационален во всех ситуациях. В краткосрочной перспективе она признает, что такая концепция, как национальный интерес, полезна во многих контекстах.
Это связано с тем, что эффект кумулятивных различий становится больше на более длительных периодах, но меньше в краткосрочной перспективе.
С другой стороны, в долгосрочной перспективе всегда наступит момент, когда концепция национального интереса неизбежно станет иррациональной. Это математический факт, основанный на логике.
Существуют трудности в формальном выражении этого в математических терминах. Однако даже если это не может быть выражено формально, сила его логической структуры остается неизменной.
Выражение такой математически надежной логики на естественном языке я называю «естественной математикой».
Предыдущий пример силен именно потому, что он обсуждается в рамках структуры, основанной на этой естественной математике.
Таким образом, обнаруживая интеллектуальные кристаллизации с математическими структурами, мы можем логически объяснить то, что мы интуитивно чувствуем как правильное.
В заключение
Конечно, интуиция не всегда бывает верной.
Однако идея о том, что интуиция по своей природе ошибочна или иррациональна, неверно истолковывает ее истинную природу.
Там, где интуиция и существующие логические объяснения вступают в противоречие, существует высокая вероятность того, что дремлет интеллектуальная кристаллизация.
И, выявляя математические структуры, способные выразить интуитивные оценки посредством логического рассуждения с использованием языка, мы раскапываем эту кристаллизацию.
В случае успеха мы можем представить мнения, которые будут не только интуитивно привлекательными, но и логически рациональными.
И это, безусловно, становится шагом в нашем интеллектуальном прогрессе, позволяя нам двигаться вперед.